Ремонт дома

Родители не понимали меня и не принимали всерьез мои увлечения. Лишь дед тихо гордился, что внук унаследовал его твердый характер…
Судя по всему, мое будущее было предопределено еще до моего рождения. Ребенком я помню бесконечные рассказы о моем прадеде Федоре, который проработал сантехником более пятидесяти лет на одном месте и ушел на пенсию, только когда ему перевалило за девяносто. У нас до сих пор на старинном комоде стоит фотография хитро улыбающегося пращура, которому жмет руку председатель обкома.
По стопам предка пошел и дед, который вот уже почти сорок лет отвечает за бесперебойную подачу тепла и горячей воды в полусотне домов и на десятке важных городских предприятий. Он работает мастером смены в котельной нашего микрорайона. Не остались в стороне от рабочих специальностей мой отец и старшие братья. Теперь все они трудятся либо в котельном хозяйстве, либо на других предприятиях системы ЖКХ. Казалось, не было сомнений и в моей профессиональной ориентации.
— Внучек! — весело басил дед, вернувшись после смены. — Расскажи-ка нам, куда ты пойдешь работать?
— К дедушке! — радостно кричал я, пятилетний малец, и забирался к нему на колени.
Он усаживал меня и рассказывал, усмехаясь себе в усы, как прошла его смена. А я внимательно слушал, зная, что завтра он возьмет меня с собой.
Детям все интересно. Видимо поэтому я с любопытством наблюдал, как дед крутит многочисленные рычажки, открывает клапаны, а затем следит за их состоянием по многочисленным лампочкам, которые периодически озарялись красным светом.
Иногда, пока дед не видел, я тайком подходил к самому котлу, пытаясь заглянуть в миниатюрное окошко на буйствовавшее внутри пламя. Меня тут же обдавало нестерпимым жаром, и в следующее мгновение я слышал строгий голос:
— И куда это ты полез, проказник?! — Он вновь брал меня на руки и приговаривал, усмехаясь: — Весь в меня! Быть тебе мастером смены!
Все изменилось, когда мне стукнуло тринадцать. Поначалу я потерял интерес к котельной и работе деда. Теперь я уже не только не хотел идти с ним в смену, но старался всячески увильнуть от этих визитов. А затем, как говорил мой отец, стало еще хуже…
— И где это наш оболтус снова шляется? — бурчал отец, вернувшись с работы.
— Да снова во дворе на гитаре бренчит, — отвечала ему мама. Он только недовольно качал головой.
— И что же из него выйдет? В кого он такой уродился?
Я действительно целыми днями пропадал во дворе с товарищами, разучивая новые аккорды. «Сплин», «БИ-2», «Агата Кристи», «ДДТ», «Наутилиус», «Чайф», «Сектор газа»… — вот что владело нашими умами в то время.
В выпускном классе я и вовсе огорошил родных неожиданным признанием.
— Я еду в столицу, — заявил я как-то во время обеда. Повисла пауза. Не дождавшись ответа, я продолжил налегать на котлеты.
— Ты будешь поступать в вуз? — с надеждой в голосе спросила мама.
Сначала я отрицательно покачал головой, но потом добавил:
— Хотя почему бы и нет! Возможно. — Родители облегченно вздохнули. — Только не на техническую специальность, — продолжил я. — А на такую, которая связана с музыкой. Возможно, на эстрадный факультет. — Мама с папой переглянулись. — А вообще я хочу играть и петь со сцены. Думаю, для этого образование мне совершенно не нужно. Буду покорять столицу своим талантом.
На этих словах мама так и села на стул с черпаком в руках, отец широко раскрыл рот от удивления, а дед хмыкнул себе в усы.
В тот раз они не стали мне устраивать грандиозный скандал.
Видимо, понадеялись, что это юношеский порыв, но я был непреклонен.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь?! — сорвался отец где-то за неделю до моего выпускного вечера.
— Конечно, — постарался ответить я как можно спокойнее.
— Ты же можешь себе всю жизнь испортить, — вмешалась было в разговор мама, но отец строго посмотрел на нее, и она замолчала.
— Я уже не говорю о том, как твой поступок отразится на всех нас, — продолжил отец уже более спокойным тоном. — Но хотя бы подумай о прадеде, из уважения к его памяти…
— Я уважаю его память, но своего решения не изменю, — твердо ответил я.
Отец начал ходить по комнате, а дед вновь самодовольно хмыкнул себе в усы:
— Характер! Весь в меня!
— Бренчать на гитаре и горланить со сцены, — продолжал бурчать отец, пока мама ходила за штофом с водкой. — Это что, разве профессия? Это дело жизни? Махнув стопочку, он немного успокоился.
— Ладно, поезжай, — дал он добро, закусывая котлеткой. — Я направился к выходу. Но он меня остановил: — Но помни, если там опростоволосишься, если будет невмоготу, ко мне за помощью не приходи. Ты сам выбрал свою дорогу, — строго добавил он.
— Что ты такое говоришь! — всплеснула руками мама. — От сына отказываешься?!
— Молчи, женщина! — рявкнул он и обратился ко мне: — Понял меня?
Я утвердительно кивнул. Через неделю после окончания школы я уже стоял на вокзале. На плече висела гитара, а в рюкзаке болтались тетради с юношескими стихами и песнями.
Проводить меня пришла только мама. Она крепко обняла меня и не смогла сдержать слез.
— Не забывай нам звонить и писать, — наставляла она меня. — И не слушай этого старого дурака. Если что не так, сразу возвращайся.
Я сел в поезд. Он тронулся, а она все еще стояла на перроне, провожая уходящий состав глазами…
Как меня встретила столица? Мне бы, конечно, безумно хотелось сказать, что все продюсеры и критики сразу же признали во мне талант и недюжинные творческие способности, а сейчас я жду выхода моего очередного альбома… Но кого я обманываю?! Вы, наверное, уже догадались сами. Мои родители были трижды правы.
Естественно, в Москве я был никому не нужен. Оббегав добрую половину продюсерских центров и звукозаписывающих студий, максимум, чего я добился, это того, что какой-нибудь важный босс, с минуту полистав мою истрепанную тетрадку с текстами, снисходил до того, чтобы послушать первые аккорды моих песен.
— Не формат. Вы нам не подходите, — чаще всего слышал я в ответ.
Моих сбережений хватило только на месяц жизни в столице, а затем, как и положено нищему музыканту, я занял свое место в подземном переходе. Там меня и нашел Антон, солист одного из ресторанных «бэндов». Он молча дослушал до конца «Хочу перемен» в моем исполнении, а затем бросил в шляпу сто баксов.
На мой немой вопрос он проговорил:
— Это аванс. У нас как раз открылась вакансия.
Долго уговаривать меня не пришлось.
— Одного не пойму, — стал донимать он меня в одном из баров, когда мы разговорились. — Почему ты все же не уехал домой, когда у тебя ничего не вышло?
— Как ты себе это представляешь?! — вскинулся я. — Прибежать к родителям поджав хвост?! Нет. Это не по мне.
— Ой, — отмахнулся он. — Вы, провинциалы, все такие гордые! — Я хотел ему ответить, но он меня перебил: — Вот я бы давно вернулся, если бы было куда…
Антон был прав в одном: как бы то ни было, я уже давно должен был послать весточку родителям, а то мама наверняка вся испереживалась. В тот же вечер я сел за письмо.
Но что я мог им написать? Чем обрадовать? Что я нищенствую в столице? Что ничего не добился? Что в душе я уже трижды проклял тот день, когда мое эго позволило мне возомнить себя звездой сцены? Нет! Этого я написать не мог! И я рассказал, как мне хорошо в Москве, что жизнь налаживается, что я устроился на курсы, а мой дебютный альбом почти готов и совсем скоро появится в продаже…
Не перечитывая, чтобы не передумать, я запечатал письмо и бросил в почтовый ящик. В одном я действительно не соврал: по сравнению с тем, что было еще неделю назад, моя жизнь действительно налаживалась. Наконец, мне удалось найти хоть какую-то приемлемую работу со стабильной зарплатой. В общем-то, я занимался тем, чем и хотел: пел со сцены. Правда, не концертного зала «Олимпийский», а захудалого бара на окраине Москвы, и не то, что требовала душа юноши-бунтаря, а то, чего желали подвыпившие посетители. Надо ли говорить, что вкусы у них были не очень взыскательными…
Тем не менее так пролетело еще несколько месяцев, и я уже свыкся со своей новой жизнью. Даже стал получать от нее некое удовольствие.
Водин из вечеров я был особенно в ударе. Антон приболел, поэтому все сольные партии повесили на меня. К тому же и с публикой повезло: вместо Лепса и Круга они наперебой требовали Кипелова и Шевчука. После третьего за вечер исполнения «Я свободен!» меня просто переполняло счастье. Зрители аплодировали, кричали: «Браво!» Я согнулся в очередном поклоне и вдруг услышал, как кто-то совсем близко до боли знакомо хмыкнул.
Я не поверил своим ушам. Подняв голову, обомлел: моя семья сидела за крайним столиком справа. Мама радостно хлопала, отец хмурил брови, а дед самодовольно улыбался. Черт возьми! Я и правда не знал, что делать…
Откланявшись, я пошел в гримерку, где возился как можно дольше.
— Санек, ты идешь? — не выдержали мои товарищи.
— Парни идите, я задержусь.
— Как хочешь!
Напрасно я тянул время. Когда я вышел через черный ход, во дворе меня уже ждали родственники.
Мама сразу бросилась мне на шею.
— Сынок, как ты? — завалила она меня вопросами. — У тебя все хорошо?
— Да, мам, все в порядке, — немногословно отвечал я, боясь взглянуть на отца.
— Ладно, мать, отпусти парня, — не выдержал папа. — Заканчивай со своими телячьими нежностями!
Мама послушно меня отпустила, а предок прошел в атаку:
— И вот ради этого ты отказался от вуза, от хорошей уважаемой работы?! Поехал в столицу, чтобы петь перед этими жующими физиономиями?
— Я лучше пойду, — коротко ответил я.
— Нет! Ты уж послушай. У тебя вся жизнь была расписана…
— Вот именно это меня и бесило! — взорвался я. — Что все было решено еще ДО меня и ЗА меня! А я не хочу идти проторенной дорожкой! Не хочу всю жизнь проработать на одном месте, общаться с одними и теми же людьми, заниматься одними и теми же делами!
Отец что-то хотел возразить, но его перебил дед:
— Я же говорил: мой характер!
— Папа? — не понял отец.
— Цыц, сын! Саша прав! — сказал дед веско и подошел ко мне.
Все так и замерли в недоумении, в том числе и я. Дед обнял меня.
— Узнаю себя в твои годы! — гордо проговорил он. — Отец-то мой, царство ему небесное, тоже все твердил, что лучше профессии сантехника мне не сыскать. Мол, и приработок всегда будет, и уважение. А я ни в какую. Не хочу в унитазах ковыряться, и все тут, хоть убейте. Это же я назло ему в кочегары пошел! Сначала истопником работал, пока наш город еще углем отапливали. А как открыли новую котельную на природном газу, сразу на мастера переучился.
Он потрепал мои волосы. — Так что, внучок, судьба — твоя. Тебе ее и выбирать… Авторитет деда в нашей семье был беспрекословным, и отцу не оставалось ничего иного, кроме как примириться с таким положением дел. Как бы ему ни хотелось, но пришлось признать, что у меня своя жизнь, а значит, мне самому ее и обустраивать.
Однако со столицей я вскоре распрощался. Вернулся домой и, выучившись на мастера смены, устроился к деду в котельную. Но мечту о большой сцене я не оставил, и время от времени выступаю в местных ресторанах и барах. Только теперь, по прошествии двенадцати лет, исполняю уже свои песни. Одну из них сейчас крутят на нашем радио. А вдруг повезет, и я когда-нибудь запишу свой альбом? Должен же быть когда-нибудь и на моей улице праздник…